Премия Рунета-2020
Ярославль
+5°
Boom metrics

Павел Астахов: Кто на самом деле доводит подростков до самоубийства

Почему даже в благополучных семьях дети пропадают, поддаются влиянию вербовщиков и подсаживаются на наркотики, выясняем у Уполномоченного при Президенте России по правам ребёнка в прямом эфире Радио «Комсомольская правда» [аудио]
Уполномоченный при Президенте России по правам ребёнка Павел Астахов

Уполномоченный при Президенте России по правам ребёнка Павел Астахов

Фото: Анатолий ЖДАНОВ

Арасланов:

- Всем здравствуйте!

Кривякина:

- Здравствуйте!

Арасланов:

- Сегодня гость программы – Павел Астахов. Павел Алексеевич, здравствуйте!

Астахов:

- Здравствуйте!

Кривякина:

- Павел Алексеевич, говорят, вы к нам приехали после сдачи донорской крови. Правда?

Астахов:

- Кто вам такие тайны раскрывает?

Кривякина:

- А мы журналисты. И все хорошо знаем.

Много сдали?

Астахов:

- Сейчас норма поллитра. Раньше 250 грамм брали. 495 грамм надо сдать. С учетом того, что еще анализ берут из пальца, пробу из вены, да, поллитра.

Кривякина:

- В пользу детей сдавали?

Астахов:

- Это акция, которую постоянно устраивает фонд «Подари жизнь». Я в ней участвую третий год. Сегодня утром сдали поллитра, спасибо, чайком напоили, конфетку съел.

Кривякина:

- Шоколад надо после акции?

Астахов:

- А там давали гематоген этот. Вкус детства. Полезно для восстановления крови. Самое главное – дают футболку и кепку.

Кривякина:

- На вас очень много критики валится в интернете. Говорят, что…

Астахов:

- Не там где-то читаете.

Кривякина:

- … недоброжелатели говорят, что Павел Астахов участвует в таких акциях, которые привлекают журналистов, пиар, и занимается только резонансными делами. Даже сдача крови – были привлечены журналисты. Что вы скажете недоброжателям?

Астахов:

- Вас же не было на этой акции?

Кривякина:

- Я вас тут ждала.

Астахов:

- Вы узнали случайно. На самом деле, никаких журналистов не было на этой акции. Был фотограф наш, который снимал. Потому что, помимо меня, там были сотрудники моего аппарата, что гораздо важнее. Весь аппарат приходит вместе со мной третий год. И сдает кровь. Два раза в год.

Кривякина:

- Принудительно?

Астахов:

- Какой принудительно? За деньги.

Кривякина:

- И много платят?

Астахов:

- А вы зря смеетесь. На самом деле, бесплатно же нельзя сдавать кровь. Поэтому там вам выдают какие-то пятьсот или восемьсот рублей, но тут же стоит шкатулочка, куда все эти деньги и складывают. В фонд «Подари жизнь».

Хорошая акция. Спасибо, кстати, большое моему коллеге и товарищу Артуру Олеговичу Парфенчикову, главному судебному приставу, который меня и втянул три года назад в эту акцию. Он сам регулярно два раза в год сдает. И вот я вместе с ним. Удобно. Собрали в общей сложности сегодня больше семидесяти литров.

Мне сегодня понравилось… Там несколько врачей, которые вас должны осмотреть, взять анализ из пальца и давление померить. Сидит давление меряет такой серьезный мужчина. Смотрит: какая кровь? А-а-а. Нужный стране человек!

Кривякина:

- И какая же у вас кровь?

Астахов:

- Первая отрицательная. Самая редкая.

Арасланов:

- Задавайте нам вопросы!

Астахов:

- Кстати, вот это процитировали фразу, что резонансными делами… Я с ней столкнулся полтора года назад. Как сейчас помню, когда увидел совершенно случайно статью журналиста из Мари-Эл про мальчика, которого из детского сада заставили уйти из-за того, что у него аутизм. И мама бедная скиталась… И эта достаточно жалостливая статья заканчивалась, а, действительно, тяжелая ситуация, фразой: ну, писать Астахову бесполезно. Он занимается только резонансными делами. Я увидел статью. Позвонил. Мало того, мальчика восстановили в детском саду, прокуратура вмешалась по нашему требованию. Но никто же не написал…

Арасланов:

- А если бы не увидели?

Астахов:

- Ну так, бесполезно же писать, правда? Так вы напишите!

Кривякина:

- А скольким за годы вашей работы вы помогли?

Астахов:

- Ой, вы задаете очень тяжелый вопрос…

Кривякина:

- И любите ли вы детей?

Астахов:

- Я не занимаюсь бухгалтерией и не считаю. Есть для этого у меня аппарат. Я знаю только, что у нас каждый месяц плюс десять процентов обращений и жалоб. Начиная с первого дня моей работы, а если брать в среднем год, если прошлый – это почти сто тысяч обращений, учитывая бумажные варианты жалоб, когда в руки передают, а это очень часто бывает. Сейчас был в Ростове… Плюс я не считаю сюда обращения в инстаграме. Я с каких-то пор посчитал, что надо отвечать и на личные страницы в инстаграм.

Кривякина:

- По-честному, вы читаете инстаграм свой?

Астахов:

- Конечно, читаю. Вот перед вами сидел и читал. Вы что, не видели? Я вам показал.

Кривякина:

- Видела. Картинки видела.

Астахов:

- Это не картинки. У меня есть несколько подписчиков, которые мне выкладывают в день в среднем сорок-пятьдесят обращений о помощи детям. И именно поэтому, кстати, я обратился к Веронике Игоревне Скворцовой. Мы же эту работу постоянно ведем. И даже из личной странички больше года я выцепливаю эти обращения. И даже детей, под которых собирают деньги отправить на платное лечение, мы устраиваем бесплатно. И таких случаев очень много. Я их не считаю.

Вопрос в другом. Вопрос в том, что это вопрос, которым должно заниматься Министерство здравоохранения, правильно? Я предложил Веронике Игоревне Скворцовой сделать горячую линию. Чтобы вот не так сложно передавать и из моего инстаграма, я передаю в работу моему аппарату, мой аппарат связывается с минздравом.

Кривякина:

- Почему-то люди не верят государственным линиям, кстати. Горячим. Почему такое происходит, на ваш взгляд?

Астахов:

- Вы считаете, что лучше?..

Кривякина:

- Вы правозащитник. Потому вам и пишут.

Астахов:

- Так я же и говорю, что не министерство здравоохранения откроет горячую линию, им не верят. А нашу совместную. Они все равно идут. Просто сейчас сложная получается схема. А нам министерство здравоохранения никогда не отказывает, потому что пишут сюда в основном те, кто не верит. Либо те, кому необоснованно отказали. И те, и другие имеют право получить помощь. Доступную, эффективную и так далее. И мы это делаем.

Последний пример. Боря Ставицкий, мальчик, под которого две целых социальных группы собирали деньги. Из Ростова мы его вывезли за свой счет, привезли в одну клинику в Москве, в другую, в третьей ему сделали операцию. 10 с половиной часов делали операцию на головном мозге мальчику полуторагодовалому. За эту операцию в Германии при таком же, кстати, качестве, потому что специалист, который делал, он практикует и в Европе в том числе. И он светила мирового масштаба. Абсолютно бесплатно сделал операцию. Мама счастливая.

Это пример того, как надо действовать. Но не по такой кривой схеме, через какие-то сборы, социальные сети, социальные группы. Вышли на меня. Мы все равно с минздравом это сделали.

Давайте сделаем горячую линию. И будет понятно: человек обратился – получил.

Кривякина:

- Мы не против!

Астахов:

- Заодно подтвердите мнения недоброжелателей, что будет резонансная горячая линия.

Я вам привел пример: резонансное и нерезонансное. Дело в другом. Любая история, за которую мы беремся, она становится резонансной.

Кривякина:

- Павел Астахов создает резонанс.

Астахов:

- Причем тут Павел Астахов? Вся работа наших уполномоченных. Посмотрите любого уполномоченного, которого не было, когда начиналась моя работа, а сейчас они в каждом регионе. Мои представители. Посмотрите на работу нашего аппарата. 24 на 7. Никому не отказывает.

Кривякина:

- Тогда поговорим о том, что делал уполномоченный, пока 200 детей за последние полтора года покончили самоубийством.

Астахов:

- А откуда у вас сведения? От коллег-журналистов, которые такую выстроили цепочки, что якобы с октября по апрель этого года вот столько-то детей ушло из жизни. Понятно, что детское самоубийство – самая тяжелая тема. Мы ею заниматься стали еще в 2010 году. А я вам напомню, что в 2008, 2007 году все эти цифры были под две тысячи. Реальные цифры.

Кривякина:

- В год?

Астахов:

- 1800-1900. Да. Так и было. И не случайно говорили в те годы, посмотрите, 10-11-й, что Россия по подростковым суицидам первое место в Европе занимает. Потом Литва, Белоруссия и так далее.

В 10-м году, когда я докладывал президенту, он дал поручение мне лично и генеральному прокурору заняться этим вопросом. Мы им занимались. Но проблема-то в другом. Мы занимались так, что на прошлый год число суицидов уменьшилось в 4 раза. Смотрите статистику минздрава. Это правда. Особо сложные территории были – Сибирь, Кемерово, Новосибирская область, Башкортостан, где традиционно очень высокое число самоубийств вообще, а подростковых в частности. Бурятия. Мы провели в Бурятии конференцию в 11-м году, в Башкортостане в 12-м году. Привели суицидологов, психологов, укрепили специалистов.

Проблема в другом. В четыре раза уменьшилось, но они изменились структурно. Раньше это были дети из неблагополучной среды, пострадавшие от насилия, от жестокого обращения. С ребенком случилось что-то неприятное, он пошел и повесился. Сегодня речь совершенно о другой социальной структуре суицидов подростков. Это дети из благополучных семей, кто сидит в этих социальных группах. Чтобы доказать, что это так есть, ваши коллеги и провели социальное исследование.

Кривякина:

- Что же тогда двигает этими детьми, которые благополучно и хорошо живут?

Астахов:

- Очень просто. Отсутствие внимания родителей, непонимание взрослых, отсутствие воспитания в школе, сложные отношения с одноклассниками, друзьями.

Кривякина:

- Вы только что назвали их благополучными.

Астахов:

- Это дети из благополучных семей. Я это имел в виду. Социально благополучные.

Кривякина:

- Получается, эти семьи не доглядывают за этими детьми?

Астахов:

- Вы сколько времени ребенку уделяете в сутки?

Кривякина:

- Если посчитать, то это в минуты укладывается родителя.

Астахов:

- Вот обычные родители, по подсчетам психологов и суицидологов, примерно 25-30 минут в сутки уделяют своему ребенку.

Кривякина:

- Сколько надо? Есть понимание какое-то?

Астахов:

- Да много не бывает! Во-первых, вы должны знать, где ребенок находится, с кем. Это ваша святая обязанность. Я не говорю, что это конституционная ваша обязанность.

Кривякина:

- Он находится дома с айпадом в своей комнате.

Астахов:

- Конечно. А где он находится? Почему Совет Европы сегодня предложил детям подросткового возраста, не пускать детей до 16 лет в социальные сети, чтобы они регистрировались только с разрешения родителей? Ровно поэтому.

Раньше воспитатель был телевизор, а сегодня социальные сети. Правильно? Так не должно быть. И мое предложение на коллегии Роскомнадзора последнее, которая в начале апреля была, привязать аккаунты детей к родительским. Хотя бы чтобы родители понимали, с кем общается, куда заходит и могли зайти и посмотреть.

Кривякина:

- Вы реалист. Вы понимаете, что этого не будет.

Арасланов:

- Это глупость полная!

Астахов:

- Почему вы сразу называете это глупостью?

Арасланов:

- Потому что совершенно точно…

Астахов:

- Причем, четыре раза. Антон, я же не говорю, что вы сейчас несете чушь!

Арасланов:

- Подростки совершенно спокойно…

Астахов:

- Давайте будем корректны!

Арасланов:

- … уйдут в мессенджер. Вы это прекрасно понимаете. И все! И там мы с вами их вообще не найдем.

Астахов:

- Вы лучше меня знаете, где искать подростков. Давайте, по крайней мере, сделаем то, что возможно с нашей стороны. Вы что предлагаете? Вообще закрыть или вообще разрешить?

Арасланов:

- Дело не в том, что разрешить или закрыть. Дело не в этом!

Астахов:

- Вы сказали, что это глупость. Дайте дельный совет!

Арасланов:

- Дело не в этом. Дельный совет? Не надо вешать всех собак на 13-летнюю девчонку, которую в Омске арестовали!

Астахов:

- Мы до нее еще даже не дошли! Вы предлагаете…

Арасланов:

- Что она в этом виновата!

Астахов:

- Что вы предлагаете?

Арасланов:

- Я предлагаю работать с родителями.

Кривякина:

- Вот я сижу. Родитель.

Астахов:

- Знаете, что вам скажет родитель?

Кривякина:

- Павел Астахов должен сейчас со мной сидеть и работать?

Астахов:

- Он скажет, что это мое личное дело и мое конституционное право. Это моя личная семейная тайна. И моя личная жизнь.

Кривякина:

- Кстати, ребенок говорит, что это мои границы. И моя личная жизнь. И оставьте меня в покое хоть здесь!

Астахов:

- Нет. Здесь ребенок не совсем прав, потому что до 18 лет он недееспособен. Ответственность за него несут старшие. Он так не имеет права рассуждать.

Кривякина:

- Хорошо. Рецепт выживаемости от Павла Астахова?

Астахов:

- Он будет очень длинный и очень долгий. Первое, с чего надо было начинать еще в 10-11 году, с уроков медиа-безопасности, которые должны быть структурной темой ОБЖ.

Арасланов:

- Вот тут аплодирую!

Астахов:

- Мы первый урок сами провели 1 сентября 11 года по всей стране.

Кривякина:

- Мне кажется, что дети будут сидеть и ржать на этом уроке. И ничего слушать не будут.

Астахов:

- Смотря кто будет вести. Мы провели так, что никто, как вы выражаетесь, не ржал. Наоборот, все задумались. И пришли к тому, что надо…

Вот мы ребенка учим обращаться с острым предметом? Со спичками? А что же мы не учим ребенка обращаться со социальными сетями, с интернетом? Ведь в интернете столько же полезного, как и вредного. Поэтому надо правильно его использовать. И детям это надо объяснять. Но начинать-то надо не только с детей в школе, но и с родителей. Антон тут прав. Конечно, родителям надо преподавать эту медиа-безопасность и объяснять, какие там бывают угрозы. Вот у меня ребенку шесть лет и он лучше меня ориентируется, и уж лучше, чем его бабушка.

Безусловно, в школах, кстати, мы добились этого, создавать службы школьного примирения. Потому что школьные конфликты происходят каждый день. Посмотрите, какое количество выложенных роликов, когда дети избивают детей, издеваются над учительницей, и все снимают. Какое количество детей, которые не нашли поддержки ни среди взрослых преподавателей, воспитателей, учителей, ни среди товарищей и одноклассников. И в том числе покончили жизнь самоубийством. Все это видели. Все это знали. И никто не помог.

Службы школьного примирения, разрешения конфликтов…

Кривякина:

- Кто это, психологи должны сидеть?

Астахов:

- Еще одна тема. Психологи. Это еще один рецепт от Павла Астахова. У нас школьных психологов за время реформирования образования сократили. Раньше они были примерно в 80 процентах школ, их сократили. И они в 12 процентах школ. Скажите, кому мешали психологи?

Кривякина:

- Министру Ливанову.

Астахов:

- Некоторые говорили: а, да, этот психолог приходит, а дети смеются! Зависит, конечно, от человека и от того, что он говорит. И как. По крайней мере, он профессионал. И точно скажет, что вот этот ребенок чистеньким ходит всю эту неделю, молчит, потому что у него плохие мысли.

Кривякина:

- Чистеньким? Что вы имеете в виду?

Астахов:

- Ну, есть определенный показатель, когда ребенок или взрослый, неважно, человек готовится совершить самоубийство. Он начинает аккуратно себя вести. Он замыкается в себе. Он старается во все чистое одеваться. Суицидологи вам расскажут портрет того, кто готовится к этому. Кстати, одно из моих требований 10-го года было – каждому губернатору и главе исполнительной власти учитывать не только суициды завершенные, но и суициды-попытки. И получается так, что попыток примерно 3-4 на 1 законченный. Потому что ребенку тяжело себя убить.

И нам удалось переломить тогда эту тенденцию. А сейчас она другая. И, мало того, вы сказали про девочку 13-летнюю. А вопрос, знаете, в чем? Дело в том, что мы-то нашли с помощью разных оперативных подразделений и органов, кто этим занимается. А привлечь ее нельзя! Почему я обратился сегодня, продолжая рецепты от Павла Астахова, я в прошлую пятницу на совете у Александра Ивановича Бастрыкина выступил с предложением создать при нем межведомственную рабочую группу, куда включить Минздрав, Минтрудсоц, Минобр, Роскомнадзор, Роспотребнадзор, Генеральную прокуратуру, уполномоченного по правам ребенка. Для решения вопроса о том, что надо сделать сегодня, чтобы противодействовать вот этой идеологии, субкультуре суицидального поведения? И тем, кто распространяет ее, втягивает наших детей. И первое, что надо сделать, помимо всей той работы, что я говорю, это надо исправить статью уголовного кодекса 110-. А выясняется, что у нас за доведение до самоубийства, это та самая статья, по которой мы преследовали в 10-м – 11-м году тех самых нехороших взрослых, которые ребенка, например, избили, он пошел и повесился. Вот это 110-я. Но там всего два квалифицирующих признака, то есть, сегодня к уголовной ответственности привлечь можно только того, кто довел до самоубийства ребенка либо путем угроз, либо жестоким обращением, насилием.

А что мы видим в соцсетях? Вовлечение, обман, злоупотребление доверием, правда? Подстрекательство, шантаж. Вот за это за все нельзя привлечь.

Арасланов:

- Есть среди вопросов вот такой. Сообщение: «Восхищаюсь Павлом. Вы молодец. Просьба: более внимательно отнестись к детским садам. Очень будоражат новости про случаи в них. Калечат детей, то рты заклеивают скотчем и так далее». Пишет Тата из Ставрополя.

Астахов:

- То обзывают, то руки ломают. Все это есть, конечно. И это регулярно, к сожалению, происходит. Детских садов у нас много в стране, их, конечно, не хватает. Естественно, не хватает и персонала. У нас с детскими учреждениями есть определенные сложности. Они не все укомплектованы на сто процентов. И понятно, что каждого человека, несмотря на то, что мы очень серьезно изменили законодательство, чего не было. И в конце 11-го года появилась даже статья в Трудовом кодексе, которая запрещает брать на работу в любое детское учреждение людей, которые были судимы, прежде всего, за преступные действия в отношении детей. Разного характера. И обязанность – предоставлять справки из МВД. Но все равно, как Василий Макарович Шукшин говорил: пусть все участковые обследуют. Обследовать всех невозможно. И участковый не может этого сделать. Попадают люди, которые, к сожалению, приходят не для того, чтобы детей воспитывать, а разрушают их. Я не говорю о тех, кто специально устраиваются в детские учреждения, чтобы совершать преступления. Вы не поверите, таких в 2010 году было 550 человек. Привлечено к уголовной ответственности те, кто совершил преступления в том числе и полового характера в детских учреждениях.

Кривякина:

- А сейчас статистика какая?

Астахов:

- Сейчас гораздо меньше таких. Статистика сейчас изменилась. Отдельных не выделяют. Сегодня это единицы. И они очень резонансны.

Другой вопрос, что есть люди, которые в силу каких-то своих человеческих особенностей, характера, усталости вдруг начинают над ребенком издеваться. Ситуация в реабилитационном центре Сургута, где слепого несчастного мальчика, который говорить не может… Я говорил с губернатором Натальей Владимировной Комаровой. Она сама выехала туда. Говорит: я смотрю на этих людей и не понимаю, зачем они четыре часа над ним издевались, сломали ему руку в локтевом суставе. Вот что происходило. А мальчик даже ничего сказать не может!

Кривякина:

- Сирота?

Астахов:

- Он не сирота. Это реабилитационный центр дневного пребывания. Родители оставили, привели его домой. А мальчик плачет. Он плохо говорит. Он еще и слепой. И он не может объяснить. Вызвали «Скорую», привезли в травмпункт. У него болевой шок, сломан локтевой сустав. Отец пошел в центр к директору: в чем дело, вы сломали ребенку руку! Он говорит: да вы что! Вот вам видеокассета! И отдает. Отец приходит домой, ставит видеокассету. И 4 часа смотрит, как эта нянечка издевается над ребенком, таскает его за руку, пытается ему впихнуть кашу, бьет его. Это что?

Кривякина:

- Она, видимо, не знала, что видеокамера…

Астахов:

- Да видно же. Стоит видеокамера. Не знаю, что у нее в голове.

Кривякина:

- Это уже слабоумие.

Астахов:

- Уголовное дело. Это вот сейчас происходит.

Видеокамеры мы добились. Мы начинали свою работу, нигде видеонаблюдения не было. Нигде. Сегодня почти 80 процентов детских учреждений с камерами. Это же просто и очень эффективно.

Кривякина:

- Прогремел на всю страну детдом, где воспитанников не просто били, но и головами в унитаз, обкалывали психотропными препаратами.

Астахов:

- Камер там не было, к сожалению. Это отдельная история по Забайкалью. У нас есть несколько регионов, которые до сих пор не могут наладить эту работу. Вы сказали про Забайкалье. А я в Читу пять раз выезжал за все это время. Пять раз! Я в Смоленске был один раз, а Чите пять! Потому что предпрпедыдущий губернатор Гиниатуллин слабо уделял внимание этому. И мы говорили об этом. 98 процентов детских учреждений в руинах стояли. Все знают и помнят, как я привез людей, которые за свои деньги крышу построили Черновскому детскому дому, который в советские времена был образцовый. Школа-интернат на территории детского дома стоит заколоченный крест-накрест, потому что развалится. Красивейшее архитектурное сооружение. Денег нет.

Забайкалье. А Пионерский в Забайкалье, где директриса, мало того, что наживалась на сиротах, так еще и заставляли избивать старшеклассниц младших рябеет. И пока видео не выложили в интернет, не разогнали их?

Кривякина:

- Свежая история. Детдом №4. И губернатор сменился вроде.

Астахов:

- А предыдущий тоже мало внимания уделял этому. И об этом много раз говорили. И не только я. На моей памяти два раза сменил Бастрыкин начальника Следственного управления Забайкальского края, потому что не принимали меры именно правового характера. Прокуроры менялись, губернаторы, вся система социальной защиты и помощи менялась, я имею в виду руководство. Никто ничего не мог сделать.

У меня появилась надежда сегодня. Сегодня пришла Жданова Наталья. Я ее знаю. Она была вице-губернатором по соцвопросам тогда еще, давно, в самом начале моей работы. Потом она ушла. Сейчас вернулась.

Я ей сразу позвонил: Наташ, давайте договоримся. Мы сейчас все силы бросим на то, чтобы исправить ситуацию. У вас хроническое детское несчастье. Она накопилось уже годами. Это накопленное…

Кривякина:

- Екатеринбург более благополучный город, но там тоже почему-то хроническое детское несчастье. И тоже издевательства.

Астахов:

- Минуточку. Там в конкретном учреждении. А вот что касается системной проблемы, это Забайкалье. Оно у нас во всех рейтингах на последнем месте. Всем надо объединяться и помогать. Не критиковать, а собраться и приехать. Фондам различным, они довольно сильные сегодня. Общественники.

Кривякина:

- Фонды и выявили нарушения, а не вы, кстати.

Астахов:

- Опять вы не правы абсолютно. Я могу вот такую показать переписку по каждому случаю до всяких фондов. Мы проводили проверки. И писали представления и в прокуратуру, и в Следственное управление Следственного комитета по Забайкалью. И губернатору. И губернатор многостранично отвечал, как он все это будет исправлять. Но не исправлял.

Кривякина:

- Посадки есть? Воспитателей-фашистов.

Астахов:

- Они сидят. Конечно.

Кривякина:

- Реально сидят за решеткой эти люди?

Астахов:

- Да. Все арестованы. Сидят. Уже прошли все суды. Потому что это дела были 12-го года. Это не сегодня все началось. И не сегодня все это разоблачили.

Кривякина:

- Ощущение, что вся система детдомов России просто прогнила…

Астахов:

- Вы не имеете права так говорить, делая выводы только на основании Читы. А потом, смотрите, вы ничего не говорите про читинский детский дом №2. А это замечательное образцовое учреждение, потому что два руководителя, две совестливые женщины просто на себе тянут его. Несмотря ни на что! Это образцовый. Даже в таком сложном регионе!

Кривякина:

- Детдом, в принципе, не может быть образцовым учереждением.

Астахов:

- Любое учреждение может быть образцовым. Я тоже против детских домов. И я не за хорошие детдома, а за хорошие семьи. И это мой принцип, которым я руководствуюсь во всей своей работе. Но когда система детских домой существует, вы должны хоть на что-то ориентироваться. И там есть, на что. Читинский дом №2 отличное учреждение. И там претензий никаких нет. И там не издеваются над детьми, никто никого не поймает, потому что этого просто нет в природе.

Вы зря говорите, что вся система такая. Ведь до появления уполномоченного по правам ребенка при президенте в России вообще детские дома не сокращались и число сирот увеличивалось. Об этом Элла Памфилова в 2007 году, выступая, как председатель Совета по правам человека при президенте, а у меня есть это выступление, сказала, что у нас каждый год прибавляется по 110 тысяч сирот в системе. И нет выхода никакого. И она тогда была инициатором создания уполномоченного. Его создали.

Посмотрите, что изменилось. 10-й год – 17 детдомов закрылось. Дальше – 34, 67, 89 и так далее. Почему закрылись? Да потому что за год до моего назначения в банке данных детей-сирот и оставшихся без попечения в России было 146 тысяч сирот. А еще за год д о этого 170 тысяч. Со 146 тысяч началось сокращение. Сегодня на начало года 70 тысяч…

Кривякина:

- Но вы забыли о хороших пособиях, которые власти сейчас дают опекунам и усыновителям. И о законе Димы Яковлева, который непонятно, по кому ударил. Да, вдвое сократилось.

Астахов:

- Вы сейчас походу так сказали: «по кому ударил». А по кому ударил? Он ударил только по американцам.

Кривякина:

- А почему он по ним ударил? Наши инвалиды, как сидели в детдомах, так и остались сидеть.

Астахов:

- Откуда вы это знаете?

Кривякина:

- Очень мало берут инвалидов.

Астахов:

- Откуда вы знаете? Вот вы все знаете. Давайте поговорим на эту тему. И я вам скажу.

Смотрите. 13-й год, когда исчезли у нас американцы из системы усыновления. Во-первых, давайте посмотрим 11-й год, когда американцы были. В 11-м году 1250 детей-инвалидов сирот взяли из детских домов. Из них американцы сколько взяли? 88. Следующий год – 12-й. Американцы взяли 71, а российские семьи – 1142. Американцы исчезли с 13-го год. Сирот-инвалидов, устроенных в российские семьи – 1533. 14-й год – 1749. 15-й год – 1980. И вы будете мне говорить, что инвалидов-сирот никто не берет?

Кривякина:

- Значит, закон Димы Яковлева удался. Я противник закона, но мы будем верить Павлу Астахову.

Астахов:

- Да не надо мне верить! Вы поверьте обществу! Общество поверило нам, государству. Объединилось вокруг этой темы. Ищет лучшие способы для устройства таких детишек. Мы ищем возможность их лечить.

Вот мать бросает ребенка. Ее осуждает общество? А почему государство, которое бросает своего ребенка…