Месть Берии

Н. П. Старостин: «Футбол - это жизнь...». Фото:. Игорь УТКИН/ТАСС

Мы с Николаем Петровичем встречались на устных выпусках «Комсомолки» - он был другом нашей газеты, и мне всегда казалось, что он по характеру своему суров и необщителен. Улыбающимся я его не видал. И только однажды, когда мы выступали в «Клубе интересных встреч» в Доме литераторов, его лицо озарилось внезапной улыбкой, когда мальчишка лет пятнадцати спросил из зала: «Кого из наших футболистов вы больше всех любите?» - и сел, слегка ошарашенный собственной смелостью. Вот тогда-то Старостин и улыбнулся: «А кого вы имеете в виду - нападающих, защитников или вратарей?» «Ну… - снова поднялся мальчишка, - вратаря, например…»

«Тогда это Николай Евграфович Соколов. Он, без сомнения, реформатор нашей школы футбола. Когда он в 1923 году выступал в составе сборной СССР против сборной Швеции в Стокгольме, шведы пришли в восторг. Его техника была настолько филигранной, что, встань он, прежний, в ворота нынешней команды, не посрамил бы и ее». И Старостин принялся так рассказывать о Соколове, что поневоле мы пожалели, что не застали того на поле. И самого Николая Петровича тоже, к сожалению, нашему поколению увидеть в игре не удалось. А ведь он вместе с тремя своими братьями блистал так, что о них четверых слагали легенды…

Их легенда оборвалась ночью 1942 года, когда за каждым из них пришли сотрудники НКВД. Народный комиссар внутренних дел товарищ Берия в то суровое время, когда под Москвой еще дымились сожженные вражеские танки, нашел-таки час, вспомнил о братьях Старостиных, уделил им внимание и раскидал по дальним весям. Николая - в Комсомольск, Александра - в Воркуту, Петра - в Соликамск, а Андрея - в Норильск. Наверное, наркому сделалось легче... Война войной, а личные обиды нарком не забывал и не прощал, и поражения любимой команды были для него именно личной обидой.

А что же Николай Петрович? Что он думал о том далеком, но незабываемом, по понятным причинам, времени? «Я себя успокаивал тем, что те годы не прошли впустую, дали возможность узнать собственную страну - от Ухты до Владивостока, от Инты до Алма-Аты - везде футбольный мяч оказывался неподвластным Берии». А если откровенно совсем, говорил Николай Петрович, то «спасла нас любовь к футболу». «И ваша известность», - вставил я. «Наверное».

«А что послужило формальным поводом для вашего ареста?» - спросил я. «В газете появилась статья, где говорилось, что в нашей команде насаждаются буржуазные нравы… Нам даже не пытались объяснить, что имелось в виду». «Потом вам предъявили обвинение в хищении вагона мануфактуры». Старостин мазнул рукой: «Вздор полный какой-то…» В «Известиях» после того, но еще до войны, была помещена заметка о том, что дело Старостиных прекращено. Но вот в 1942-м добрались все-таки…

После войны Хрущев объявил все претензии к братьям Старостиным незаконными, все четверо вернулись в спорт, но, конечно, уже не играли: Андрей стал начальником сборной страны по футболу, а Николай возглавил спортобщество «Спартак» и, между прочим, настоял, чтобы молодой Никита Симонян стал тренером «Спартака», а тому было всего 33 года! И команда взлетела!

Николай Петрович Старостин прожил 94 года.